Ну и чего тянуть кота за... кхм... в общем, чего тянуть? Сразу и выложу всё что пока написала, а то с моей девичьей памятью, переходящей в старческий склероз немудрено опять забросить на полгода. Только придётся выставлять всё в отдельные посты... а не хотелось

Ну и, глава 1.5

читать дальше
Вечер. 30 июля 1988

В тот день дядя пришёл непривычно рано с работы. Пройдя на кухню, где я помогал тёте готовить ужин, Верон ни на что не обращая внимания радостно гаркнул:

- Петуния, дорогая, мне сегодня подкинули замечательную идею о том, как вернуть деньги, потраченные на этого щенка, – дядя презрительно глянул на меня и вновь обернулся к тёте, продолжая. – Ты же помнишь Вилкинса? Ну так вот, он… - Но не закончив, дядя вновь взглянул на меня и лицо его из благодушного тут же превратилось в ненавидящее. – Ты всё ещё здесь? А ну марш к себе в чулан, а не то я сейчас тебе…

Больше не слушая дядиных угроз, я припустил к себе в каморку. Может дядя и добрый в глазах соседей, но на меня эта доброта не распространяется, и в пылу гнева он может так «приласкать», что потом неделю не смогу ходить. Быстро забежав в кладовку и закрыв за собой дверь, я спрятался в дальний угол, но как ни странно, никто за мной не спешил. Просидев так минут пять, и так и не услышав ненавистных шагов, я аккуратно приоткрыл дверь и стал вслушиваться в разговор на кухне, правда не все слова было слышно, да и смысл пока что ускользал, но хоть что-то.

- …Петуния, ты только представь, сколько денег этот паршивец сможет нам принести! – Возбуждённо вещал дядя. – Все эти годы, с того дня как ЭТИ его нам подкинули, мы терпели от него одни убытки, а теперь у нас есть шанс всё вернуть!

- Но родной, это же… как ты вообще смог об этом договориться? Мы же… - голос тёти стал неразборчивым, я ещё немного открыл дверь, но слышимость не улучшилась, так, отдельные слова - …да и эти… мы обещали… знаешь же… и не должны.

- Но дорогая, ты только подумай… - дядин голос стал понижаться, а затем и вовсе перешёл в шепот, но его всё ещё было частично слышно - … ты же сама говорила… да и он будет полезен… и мы же, наконец, сможем купить Дадлику тот велосипед, а тебе, родная, замечательное колье, о котором ты так мечтала! И ты сможешь утереть нос этой Милле Район!

Похоже, последний аргумент перевесил осторожность тёти, раз она почти сразу согласилась, и от волнения заговорила громче, чем прежде.

- Но что же мы скажем соседям, ведь если они узнают, у нас будут большие проблемы?!

- Не волнуйся, Петуния, соседям мы можем сказать, что мальчишка слабоумный, - они же и так об этом думают - причём с криминальными наклонностями. Вот мы и возим его к детскому психотерапевту, в Лондон, на консультации, ведь мы же хотим из него сделать достойного члена общества. Только здесь есть один маленький изъян. Что если мальчишка сам расскажет, конечно, соседи не поверят, что возьмёшь с больного, но если он скажет ИМ. Или, что больше меня пугает, вдруг он выкинет какие-нибудь свои штучки?

- Хм… Верон, об этом можешь не волноваться, есть у меня одна идейка…

- МАМА! ПАПА! А ОЧКАРИК ВАС ПОДСЛУШИВАЕТ! – неожиданно закричал Дадли с лестницы.

Я быстро закрыл дверь и спрятался в угол чулана, хоть это и не поможет, но хотя бы задержит дядю от расправы.

В коридоре раздались тяжёлые шаги.

- Ах ты, щенок, ну сейчас у меня получишь! – Рыкнул мужчина, рывком распахивая хлипкую дверцу.

Я сжался в своём уголке, предчувствуя беду. Такой проступок дядя мне не простит!

- Верон, не смей бить его! - Что? Я не ослышался, тётя меня защитила? – Не забывай, он должен быть целым!

- Да, Петуния, прости. – Вмиг остыв, покорно произнёс мужчина. – А ты сегодня без ужина!

Дядя не будет меня бить?!

Дверь захлопнулась, и раздался щелчок запираемого замка. Да что же это творится? Что бы дядя Верон не наказал меня за подслушивание? Потеря ужина не в счёт, обычно меня и за меньшее так наказывали. А ведь тётя Петуния даже защитила от побоев! Может, они вспомнили о моём дне рождения? Или это было как-то связано с тем разговором. Жаль, я так и не услышал его весь. Но это не важно! Вот бы так было и впредь! Может они решили исправиться? Вдруг меня тоже будут любить, как Дадли, можно меньше, но что бы любили! («Мерлин, оглядываясь назад, я вижу, каким был добрым и наивным, а так же глупым и доверчивым ребёнком, хе-хе, хотя здесь главное слово «БЫЛ», а кто же виноват?») С такими мечтами я провалился в сон, где в первый раз я видел счастье, а не холодный голос и зелёный свет.

Ночью меня разбудила тётя и приказала идти за ней в зал, где в кресле уже сидел дядя Верон. Боже, неужели они вспомнили о моём дне рождения и решили сделать мне подарок? Неужели?! Пожалуйста, пусть это так!

Тётя дала мне в руки какую-то странную палку (она была сравнительно небольшой, очень красивой и вся покрыта какими-то письменами) и приказала держать её над собой. Стоило мне взять эту вещицу в руки, как от неё стало исходить лёгкое тепло и успокаивающая вибрация. Если это и есть мой подарок, то я готов простить Дурслей за всё, только бы они не забрали эту "волшебную" палочку.

- Как я и думала, родственная сила отзывается, – резкий голос тёти вырвал меня из задумчивости, - Верон, ты помнишь, что ты должен сказать?

- Да… - как-то потерянно ответил мужчина. - Но я никогда не думал, что бы ты…

- Хватит, Верон! Мы это всё уже с тобой обсуждали! Смотри не забудь!

Тётя повернулась ко мне и, поправив мою руку с палочкой, положила свою (руку) мне на голову.

- Послушай меня, мальчик, сейчас ты должен повторять всё. что я скажу, не отставай и не путайся, понял меня?

- Да, тётя.

- Вот и хорошо. Начали. Я, Гарри Джеймс Поттер…

- Я, Гарри Джеймс Поттер…

- Клянусь своей силой…

- Клянусь своей силой…

- Не разглашать тайны, обозначенные Петунией Абигайл Дурсль…

По ходу произнесения клятвы, палочка всё больше нагревалась, а когда дядя Верон в конце произнёс «testimonium dicere » и положил свою руку поверх тётиной, из палочки вылетели красные искры и окутали мою голову и тело. Последней, что я помню, это слова тёти «Taciturnitas gignere vita, mors ad verbum»*, и тьма.

*примерно обозначает следующее - «Молчание порождает жизнь, смерть - в словах», но это не точно – прим. авт.)

*конец ретроспективы*

***

С того памятного дня моя жизнь превратилась в ад.

Сначала дядя возил в какие-то дома, где приходилось прислуживать разным людям вместе с другими детьми, иногда приходилось надевать странную одежду, иногда работать вообще без неё, а иногда надо было делать вообще несусветные вещи, вроде работы «столиком» или «пепельницы». Худшее случилось спустя месяц, после начала моей «работы».

***

*ретроспектива*

В тот день дядя не пошёл на работу, а повёз меня, МЕНЯ, в магазин за НОВОЙ ОДЕЖДОЙ. Я очень долго не мог понять причины такой щедрости, хотя ТАМ дети что-то такое говорили, но я старался не сильно прислушиваться к их словам. Что поделаешь, с людьми я так и не научился общаться, а тем более в такой обстановке. Даже спустя месяц жутко смущался и нервничал ("А жаль...". Но всё равно, причина щедрости дяди выяснилась вечером того же дня.

В шесть часов вечера одев меня в новенький костюм, дядя повёз меня на очередную «работу». Мы подъехали к богатому особняку, где у ворот нас встретил невысокий, полноватый мужчина лет сорока. Выпихнув меня из машины, дядя, подобострастно улыбаясь, подошёл к неизвестному. О чём-то поговорив и получив от этого человека небольшой пакет, Верон вернулся к машине и уже с совершенно другим выражением лица сказал мне:

- Послушай меня внимательно, мальчик, сейчас ты подойдёшь к этому джентльмену и будешь выполнять все, что он не скажет, понял меня? Я приеду за тобой через два дня, и смотри у меня, без глупостей! – С этими словами дядя сел в машину и уехал.

- Иди сюда, малыш! Не бойся, я не кусаюсь. Как тебя зовут? – мужчина тепло улыбнулся, подав мне руку.

- Меня зовут Гарри, сэр, - несмело ответил я и взялся за протянутую руку. – А вас?

- Зови меня мистер Вулток, - ещё раз улыбнувшись, мужчина повёл меня в дом.

*конец ретроспективы*

***

Потом были крики, слезы и мольбы… а ещё была боль… много боли… просто океаны боли… я до сих пор не знаю, как я остался жив в этом кошмаре.

Когда приехал Верон, он увидел перед собой сломленного ребёнка, с пустым взглядом. На секунду где-то глубоко внутри у него шевельнулось сочувствие, но жажда наживы задушила это чувство внутри.

З.Ы. ("" - так обозначаются мысли современного Гарри